Шен понял, что скажет ему правду. Даже если умрет.

Он резко выдохнул и опустился на диван. Сел прямо, сложил руки на коленях, как прилежный школьник, и произнес:

— Я не Шен.

Удара Системы не последовало, поэтому он продолжил:

— Ты прав, я совершенно другой человек.

Дальше было сложнее, поэтому Шен помолчал некоторое время, собираясь с мыслями.

— Я просто умер однажды и открыл глаза уже старейшиной пика Черного лотоса. Не знаю, почему мне была уготована такая роль. Я даже не из этого мира. Я только читал о таких вещах, как заклинательские практики, самосовершенствование, бессмертные, духи и демоны. В моем мире это лишь сказки.

Такого Муан не ожидал. У него и в мыслях не было, что Шен может быть обычным человеком. Он думал… Даже признайся Шен, что демон или божество, сошедшее с небес, Муан удивился бы меньше!

— Я не Шен… Он — мой сосуд. Я лишь дух, занявший пустую оболочку.

Шен не пытался услышать мысли Муана, он боялся, что это разрушит то хрупкое оцепенение, которое охватило его. Муан сказал ему не бояться, и Шен притворился, что это вовсе не страшно, но… Он никак не мог разобраться, что же именно так ужасает: что Система все же спишет все баллы? Или что Муан не примет того, что услышал?

— Как долго… — начал Муан, но хриплый голос прервался.

Мечник откашлялся и продолжил:

— Как долго ты притворяешься Шеном? С какого момента?

Не глядя на него, уткнувшись взглядом в колени, Шен тихо произнес:

— Если ты любишь меня, то должен знать ответ на этот вопрос. — Акцент был сделан на слово «меня».

В тишине проходили долгие минуты, и каждая изводила Шена посильнее голода и раскаленного железа.

— Ясно, — произнес Муан.

«Ясно?» Темные волны сошлись над головой Шена. «Ясно…»

Он вздрогнул, услышав, как захлопнулась дверь. Шен остался один в комнате.

Но он чувствовал, что Муан не ушел далеко, стоит за дверью. Это успокаивало и дарило надежду. Шен не уследил за юркой мыслью, которая сорвалась, сформулировалась, пока он не успел подавить ее:

«Он вернется и скажет, что это не важно!»

А затем Шен почувствовал, что Муан за дверью исчез.

Хозяин Проклятого пика так и остался сидеть на том диванчике в странной позе послушного ученика. Он уставился в пространство и больше ни о чем не думал.

Он просидел так довольно долго, пока вдруг не почувствовал, что от него воняет. Несет чем-то несвежим, тухлятиной, мертве… мертвечиной?

Тело оригинального Шена разлагается.

Как давно? Как он раньше не замечал? Почему другие не заметили?

Оно гниет. Гниет! Точно гниет!

Дни в этом месте определялись настолько условно, что Ал сбивался в подсчетах. День от ночи отличали лишь более резвые фейри и, может, чуть более яркий лунный свет. Проснувшись, Ал уставился в потолок и все никак не мог понять, ночь сейчас по местному времени или день.

Впрочем, не важно, спать уже не хотелось.

Пусть учитель и провел с ним половину дня, помогая в зимнем саду, Алу казалось, что встреча была мимолетной. Они почти не разговаривали, вместе избавляясь от надоедливых колючих лоз. Руки Ала прилично зажили еще накануне, так что он мог продолжать справляться и в одиночестве, но учитель не принимал возражений. Казалось, он наслаждается этой простой работой куда больше самого Ала, а тот, в свою очередь, наслаждался обществом учителя.

Потом они вместе сходили на ужин и распрощались. Это был хороший день.

И все же, направившись в сторону кухни в поисках раннего завтрака или ночного перекуса, Ал отчего-то свернул совершенно в другую сторону. Какое-то время он брел по пустым коридорам, не отдавая себе отчета, куда направляется, однако затем смутная тревога заставила парня остановиться.

Коридор тонул в полумраке, а вдалеке, спиной к закрытой двери застыл старейшина пика Славы. Лунный свет, льющийся через стрельчатое окно, освещал его лицо, и оно казалось лихорадочно бледным. Ал никогда не видел старейшину пика Славы таким растерянным и уязвимым. Прославленный мечник застыл чуть ли не в прострации, и не понятно было, что у него на уме.

Алу отчего-то показалась неприятной эта картина. Однако он и не подумал тихонько уйти, напротив, затаился, наблюдая за старейшиной, пребывающим в таком странном состоянии.

Внезапно на ум пришла мысль, что это как-то связано с Шеном. Правда, днем не было заметно, что учитель обеспокоен чем-либо, связанным со старейшиной пика Славы. Или Ал просто не заметил? Или то, что могло его обеспокоить, случилось позже?

Муан, все это время стоящий неподвижно, резко развернулся лицом к двери, будто намереваясь зайти, но в последний момент замер, в нерешительности одернув занесенную руку. Он стоял перед дверью, выглядел очень взволнованным и растерянным, и боялся толкнуть створку и сделать шаг внутрь.

У Ала внезапно не осталось сомнений, кто находится за той дверью, в той комнате. И от понимания этого в груди ученика закипал гнев.

В мыслях отчего-то всплыли самые важные слова Шена: «Ты сможешь выжить после того, как я умру. Я же не проживу без тебя».

«Не проживет. Без меня».

Ал вдруг понял, что несет куда большую ответственность за эту жизнь, чем представлялось раньше. И то, как Муан его изводит… Ал отчаянно устал видеть, как Шен раз за разом тому поддается. Такой невероятно сильный человек! Ну отчего он не поставит на место зарвавшегося старейшину пика Славы? Отчего позволяет ему столько вольностей? Отчего терпит оскорбления и боль, наносимые нежному сердцу? Отчего-отчего-отчего раз за разом улыбается ему по-особенному?!

Муан Гай недалекий, грубый и самовлюбленный, ему нравится быть сильнее всех и нравится подчинять. Он упивается своим званием самого сильного бойца ордена РР и бдительно следит за тем, чтобы никто не сбросил его с пьедестала.

То, что учитель именно «позволяет» ему вольности, Ал не сомневался. Он на собственной шкуре знал, каким Шен может быть жестким и неприступным, если считает нужным. Но в обществе старейшины пика Славы становится мягким и уязвимым.

Вздохнет ли он свободно, если Муан исчезнет? Сбросит ли свое странное наваждение?

Сбоку Ал заметил какое-то движение. Он быстро кинул взгляд налево и увидел зависшую перед ним маленькую фею. Она отличалась от тех, кто обитали в зимнем саду, у этой была бледная до голубизны кожа и огромные абсолютно черные глаза, и на цветок она совсем не походила. У феи были прозрачные переливающиеся крылышки, и вся она блестела, словно скопление звезд.

Это существо на мгновение приворожило Ала, но тот моргнул и наваждение исчезло.

— Хочешь равных условий? —